Перекрёстки времени[СИ] - Марина Казанцева

Перекрёстки времени

ГЛАВА 1

Вальпургиева ночь! Он ждал приближения этого праздника. Это всего лишь вторая такая ночь в его жизни на Селембрис, хотя восемнадцатилетие уже давно миновало его - прошлым маем он так и не попал в этот изумительный весенний полёт. Дело было в Пафе.

Его друг после своего приключения по милости Лембистора испытывал какое-то болезненное отвращение к любому виду погружения в фантазии. Когда все дивоярцы разлетелись по Селембрис, Лён с Пафом тоже направились вниз, к волшебному дубу, где была раньше лесная школа Фифендры. Теперь тут тоже была школа, но хозяйничала в ней одна из учениц валькирии, дивоярская волшебница из прежнего выпуска.

Здесь было так же здорово, как в те дни, когда Лён и Паф были подростками и враждовали с верзилой Долбером. Так же чудесен лес, и так же вечно крепок и надёжен старый дуб. Опять ребята - мальчишки и девчонки: восторженные и очарованные видом взрослых дивоярцев - всё, как тогда, в тот день, когда прибыл на Селембрис летающий город.

Сварила тогда новая хозяйка лесной школы целый котёл волшебного зелья, и потащили его двое мальчишек на Лысую Горку - всё, как тогда! Собрались вокруг котла к полуночи тринадцать молодых и старых магов и налили в прозрачные бокалы волшебного вина.

Едва человек выпивает стакан такого зелья, как застывает на миг с очарованным выражением лица, а потом исчезает. Это похоже на обычный перенос, но все знают: выпивший ровно в полночь на колдовской горке волшебный напиток отправляется в весенний фантастический полёт. Это маги называли возвращением к истокам. Уж что каждому приходило испытать в таком полёте - большинство не рассказывали, да и как передать необыкновенные, чудесные впечатления от выбора древнего эльфийского волшебства, которое оживало на одну ночь в году.

В тот вечер на горке были также и друзья Лёна и Пафа - молодые жаворонарцы, второкурсники Пантегри, Очерота и Диян. Они испытывали первый раз такое приключение - это вообще было до того, как Лён провёл их в зоны наваждения. И вот все получили свои заветные стаканы с зельем, стали отпивать и уходить в Полёт. Остались на горке только двое: Лён и Паф.

Лён уже хотел пригубить волшебного вина, мечтая, как в прошлом году, снова попасть в чудесное место, где, может быть, он встретится с прекрасной незнакомкой. Но задержался, видя как Паф стоит со своим бокалом - застыл, словно окоченел.

- Ты что? - спросил его Лён.

- Я не могу, - глухо ответил тот, опуская бокал.

Он был чуть бледен, в глазах отсутствующее выражение.

- Мне страшно. Всё стоит перед глазами эта стеклянная стена, а потом всё красное - одна кровь кругом. И я - не могу ни шевельнуться, ни закричать, ни позвать на помощь. И эти сны - страшные, как самый лимб. Призраки тянули ко мне свои костлявые руки, звали меня к себе, и я умирал бесчисленное число раз, сходя в бездонную пропасть, и возрождался в новой жизни и в новом теле. И видел, что конца нет этой череде рождений, жизней и смертей. Итог же был один: я снова перед этой стеной, и она снова убивает меня, и я иду по кругу, как проклятый.

Первый раз Паф признался в том, что мучило его весь прошедший год. Понятен его страх перед зоной наваждения и даже перед весенним полётом.

Лён медлил, не зная, что сказать.

В тёплом, напоенном весенней сладостью ночном воздухе медленно пронёсся и растаял последний, двенадцатый удар колокола. С последним боем волшебство исчезало, и теперь в бокалах осталось простое красное вино.

В тот год он так и не побывал у истока.

Паф исчез внезапно, перед самым весенним полётом, накануне Вальпургиевой ночи. Теперь не было причины отказываться выпить волшебного вина, и Лён вместе с друзьями прибыл к Лысой Горке неподалёку от старого дуба.

Чудесная это была ночь, как будто проснулось всё древнее очарование Селембрис. Покоем и наслаждением дышала древняя страна, и простые люди в этот час ощущали чудесное состояние блаженства. Спящим снились дивные, фантастические сны, а бодрствующие испытывали единение со всей природой - это открывалось дыхание земли, и приходили в весеннее возбуждение ночные, воздушные, земные, водяные духи. Кикиморы, лешие, водяные, лесные жители преображались и, опьянённые колдовским зельем, носились по лугам, болотам, дебрям, угорая от кипящей страсти.

Глаза магов блестели в ожидании полёта, как будто из-под тёмных накидок с капюшонами мерцали слабым блеском звёзды. У младших дивоярцев жарким румянцем разгорались щёки - каждый о чем-то мечтал в такой момент. А что за желания могут быть у молодых людей и девушек в эту изумительную ночь?

Помягчело суровое лицо Пантегри - как знать, не о пленительной ли Ярославне думал он? Мечтательно смотрел в тёмные дали Очерота, и Диян глубоко вдыхал пьянящие запахи весны.

На диво хороша была Энина, расцветшая за этот год, как роза под лучами солнца. И Лён чувствовал себя, как жених накануне свадьбы - трепетал и волновался. Что принесёт ему этот полёт в ночи сегодня?

"Исток, исток, - звучало в мыслях, - Где мой исток? Откуда я и кто я? Раскрой мне, волшебная ночь!"

Как только издалека приплыл дрожащий, томный, протяжный звук - лишь раз в году поёт этот никогда и никем не видимый колокол - все подняли бокалы и выпили вино. Пока считали время гулкие удары, с вершины горки один за другим исчезали фигуры, роняя наземь тёмные плащи. И вот иссяк последний, долгий звук, и остался только ветер, ласкающий спящие леса и скользящий по макушке Лысой Горки. Земля дышала - сонно, тихо, блаженно и свежо. Да Луна, подобно глазу великана, смотрела с высоты небес на вершину древнего кургана, где остались только пятна сброшенных плащей, как пустые оболочки упорхнувших в майское раздолье мотыльков.

Живая, ощутимая, благоуханная тьма вокруг - как обещание, предчувствие, надежда. Чудеса открывали свои двери, как будто долго ждали к себе единственного гостя, без которого праздник - как печаль в разлуке. Исток - он здесь, хочет тебе сказать своё, особенное, потаённое, доселе скрытое от тебя. Ты узнаешь, кто ты, откуда путь твой начался, куда ведёт и кто ты на этой бесконечной дороге, ведущей в вечность...

Он застыл, очарованный восхитительной картиной, раскрывшейся перед ним.

Густая, пронизанная бесчисленными живыми связями, тьма, вначале вобравшая в себя его, стала расступаться, и там, впереди, забрезжило светлое пятно - как дрожащее утреннее марево, тающее покрывало ночи, прозрачная фата, укрывающая едва проснувшееся солнце. Яркий всплеск на полусонном небе. Рдеющие багрянцем облака. Упоительная свежесть уходящей ночи. Торжественная пышность девственно-нетронутой земли, не осквернённой суетой и алчностью беспокойных человеческих сынов.